Пантелеев Алексей Иванович (Пантелеев Л) - Долорес
Леонид Пантелеев
ДОЛОРЕС
Я видел эту девочку изо дня в день в течение целого месяца. Дело было в
самом начато войны, и, может быть этим и объясняется, почему я не
познакомился с ней. Сейчас я не могу себе этого простить. Ведь так простo
было познакомиться - стоило лишь перейти улицу.
Пожалуй, это была причуда - одна из многих, от вторых меня и подобных
мне излечила война. Наблюдая из окна своей комнаты за девочкой, я
постепенно и незаметно сочинил ее биографию, я выдумал ей характер,
выдумал ее родословную, представил во всех подробностях ее домашнюю и
школьною жизнь, и хотя иногда мне очень хотелось перейти улицу, и
заговорить с ней, я не делал этого, так как боялся, видите ли, "сломать
образ". Я даже придумал этой девочке имя и фамилию. Мне казалось, что
фамилия у нее должна быть простая, русская - Иванова или Петухова, а имя
непременно испанское - Терсита, Марианна или Долорес.
Настоящего же имени ее я так и не узнал, и видел я ее только издали -
из окна моей комнаты, иногда по гескольку раз в день, иногда всего один
раз, а иногда она и вовсе не появлялась, - это зависело от того, сколько
раз объявлялась в городе воздушная тревога.
Прохладный августовский день. За окном - улица, одна из больших
ленинградских магистралей. В эту улицу -как раз против моего окна -
упирается переулок. На углу, где когда-то помещалась пивная, расположился
теперь штаб местной ПВО. Вход с угла. Никакои вывески, указателя, -
несколько каменных ступеней, простая дверь, совсем недавно, перед Первым
мая, окрашенная...
Жизнь улицы течет мирно и обыденно. Только некоторые мелочи напоминают
о том, что где-то далеко, за сотни километров отсюда, идет война
Вот у подъезда, на скамеечке, благообразная чистенькая старушка в
старомодной кружевной наколке вяжет или вышивает что-то. Левая рука у нее
nepextaчена красной повязкой, на боку - сумка с противогазом.
Вот осторожно, как бы на цыпочках, проехал ав-обус с красными крестами
на кузове.
Красноармейцы, в выцветших за лето гимнастерках, медленно и
торжественно, словно какого-то диковинного слона, провели по улице
огромную тушу аэростата.
За углом заливается радио, что-то веселое, бравурное и безмятежное.
И вдруг эта беспечная песня обрывается на полуслове. Что-то хрипиуло в
репродукторе, секундная пауза и - дикий, надрывный, выматывающий душу рев
сирены оглашает воздух.
Механический голос объявляет:
- Внимание! Внимание!..
И не успел еще механический человек договорить то, что ему надлежит
сказать -из раза в раз одно и то же, - улица преображается.
Останавливаются трамваи, авто. В переулке, у дощатого забора, прячется под
желтеющей кроной старого петербургского гополя маленький, пятнистый, как
леопардова шкура, "пикап". Откуда-то, словно из-под земли, появляются
женщины г красными повязками. Старушка в наколке суетится, торопливо
складывает недовязанный чулок, - на смену ей приходят более молодые
товарки. Минута - и улица пустеет, вымчрае! и замирает.
И именно в этот момент, когда последний прохожий скрывается в подъезде
или под аркой ворот, на утице появляется эта девочка
Я никогда не видел, чтобы она бегала. Она идегочечь быстрым, легким и
широким спортивным шагом -слегка подавшись вперед стройным и еще не
сформировавшимся корпусом. Сколько ей лет? Четырнадцать, тринадцать, может
быть меньше.
Она белокурая и, наверно, голубоглазая, по лицо у нее суровое,
серьезное, даже сердитое. Волосы стрижены в кружок и ничем не покрыты. Она
в вязаной кофточке, из которой уже
